3 царицы, «прорубившие окно в Европу» еще до Петра I

Почему-то все забывают, что брать из европейских стран новые идеи и активно взаимодействовать с ними умели и до Петра. Причем, даже не мужчины-правители, а скорее их жены. Кем же они были?                                    





Смотреть все фото в галерее
Ирина Годунова: детская мечта, которая сбылась
Ирина, жена будущего царя Федора I Иоанновича, росла при дворце, потому что ее дядя Дмитрий Годунов был царским постельничим. То есть занимал должность солидную и престижную. С детства юной красавице мечталось быть царицей, причем по западным меркам свободной, образованной, которую слушают и слышат. Ей совершенно не хотелось вести жизнь затворницы, а ведь для цариц в то время это было как раз нормой. Став женой царевича всего лишь в одиннадцать лет, Ирина совершенно очаровала Федора и покорила раз и навсегда. Он был некрасив, не уверен в себе и хоть и был старше своей нареченной, не отличался особым умом и деловой хваткой. Зато безмерно обожал свою жену, и она не знала отказа ни в чем. Единственное, что омрачало их отношения, что когда Ирина вступила в детородный возраст, то не могла стать матерью, причем очень долго.    


Но главным ее желанием было стать соправительницей, и она ею, по сути, и стала. Смело заходя к боярам вместе с мужем, активно выступая на заседаниях Думы, царица поражала всех окружающих своей решительностью и умом. Важнейшие заграничные контракты были часто также ее заслугой. Нет, этой женщине сидение в тереме пошло бы только во вред, она жаждала деятельности и наслаждалась ею. После смерти мужа Ирина хоть и оказалась правящей царицей, но ее вынудили отказаться от престола и уйти в монастырь.    


Но о ней еще долго вспоминали как о царице, прекрасно ладящей с западными государствами и ощущавшей себя скорее правительницей европейского типа: волевой и решительной.    
Агафья Грушецкая: не политика, так хотя бы мода
Если Ирину Годунову интересовали политические процессы, то Агафья больше любила влиять на моду и внешний вид всего русского двора. Ее предки были одной из семей "продавшихся", по мнению прочих поляков, русскому царю. Иными словами, они поступили в Москву на службу, сменили католичество на православие и стали на нашей родине почти "своими". И вот, Агафья, свободно с детства говорящая и по-польски, и по-русски, во время крестного хода очень "удачно" упала в обморок и обратила на себя внимание молодого царя Федора Алексеевича. Ему было 18, ей - 17. Для отвода глаз был проведен смотр невест, но итог и так был всем понятен. Вскоре был заключен брак, и царь души не чаял в своей любимой.
Образованная, по-европейски смелая, она приковывала внимание всех и удивляла своей непохожестью на других женщин того времени. Агафья ввела моду среди мужчин на подстригание бороды и более простые одеяния, которую поддержал ее венценосный муж. Она же носила приталенные платья, иначе причесывалась и всем своим видом агитировала придворных следовать новым европейским веяниям. Многие девушки и женщины с восторгом последовали этому призыву.
Что касается политического влияния на мужа, здесь Агафье очень далеко до той же Ирины Годуновой. Единственное яркое ее начинание - открытие в Москве латинских и польских школ. Но в основном ей больше нравилось создавать себе штат дворовых боярынь вместо фрейлин, модно одеваться и быть неотразимой. Увы, она умерла после родов первенца. Вскоре умер и ребенок, а еще через год - царь, не выдержавший душевной тоски по любимой.    
Наталья Нарышкина: любимая мужем, но не народом


Мать Петра I, кстати, тоже вышла замуж за царя Алексея Михайловича по любви. Она настолько сильно понравилась правителю, что тот не потерпел ни малейшей ее критики, когда ему начали предлагать других невест, очерняя Наталью. Брак был заключен.    


Что интересно, воспитанием царицы занималась жена ее дяди - боярина Матвеева, шотландка по происхождению. Именно поэтому Наталья любила все западное и мечтала и в своем сыне взрастить любовь к европейской культуре и достижениям.
И у нее это получилось. С ранних лет она показывала будущему царю Петру I западные книжки, которые активно заказывала из-за рубежа. Также поощряла его визиты в Немецкую слободу и вообще практически в одиночку сформировала такой передовой образ мышления будущего царя. При том, что в возрасте четырех лет Петр лишился отца, все воспитание было на ней одной. Позже Наталью будут упрекать в том, что якобы она вступила в сговор с немцами и "испортила" мальчика таким образованием. А то и вовсе, что Петр - подменыш, и ничего русского в нем нет. Очень обидные слова для матери-одиночки, всю душу вложившей в своего сына. Но история все расставила по своим местам, и достижения великого реформатора просто бессмысленно отрицать. И по сути, ими мы обязаны именно Наталье Нарышкиной.
Невольно прослеживается параллель: практически все "европейски" настроенные царицы были любимыми, обожаемыми женами. При таком раскладе правитель позволял вмешиваться в свои дела, разрешал боготворимой супруге вносить какие-то преобразования и вообще не имел ничего против "новшеств". Словом, вел себя как влюбленный и внимательный мужчина. Может, поэтому и цариц-то таких не так уж много? Потому что девиз "чем бы любимая не тешилась, лишь бы была довольна" не применим к браку по расчету, а таких ведь было большинство. А как вам кажется, правдиво ли наше предположение?    
Ирина, жена будущего царя Федора I Иоанновича, росла при дворце, потому что ее дядя Дмитрий Годунов был царским постельничим. То есть занимал должность солидную и престижную. С детства юной красавице мечталось быть царицей, причем по западным меркам свободной, образованной, которую слушают и слышат. Ей совершенно не хотелось вести жизнь затворницы, а ведь для цариц в то время это было как раз нормой. Став женой царевича всего лишь в одиннадцать лет, Ирина совершенно очаровала Федора и покорила раз и навсегда. Он был некрасив, не уверен в себе и хоть и был старше своей нареченной, не отличался особым умом и деловой хваткой. Зато безмерно обожал свою жену, и она не знала отказа ни в чем. Единственное, что омрачало их отношения, что когда Ирина вступила в детородный возраст, то не могла стать матерью, причем очень долго.    
Но главным ее желанием было стать соправительницей, и она ею, по сути, и стала. Смело заходя к боярам вместе с мужем, активно выступая на заседаниях Думы, царица поражала всех окружающих своей решительностью и умом. Важнейшие заграничные контракты были часто также ее заслугой. Нет, этой женщине сидение в тереме пошло бы только во вред, она жаждала деятельности и наслаждалась ею. После смерти мужа Ирина хоть и оказалась правящей царицей, но ее вынудили отказаться от престола и уйти в монастырь.    
Но о ней еще долго вспоминали как о царице, прекрасно ладящей с западными государствами и ощущавшей себя скорее правительницей европейского типа: волевой и решительной.    
Если Ирину Годунову интересовали политические процессы, то Агафья больше любила влиять на моду и внешний вид всего русского двора. Ее предки были одной из семей "продавшихся", по мнению прочих поляков, русскому царю. Иными словами, они поступили в Москву на службу, сменили католичество на православие и стали на нашей родине почти "своими". И вот, Агафья, свободно с детства говорящая и по-польски, и по-русски, во время крестного хода очень "удачно" упала в обморок и обратила на себя внимание молодого царя Федора Алексеевича. Ему было 18, ей - 17. Для отвода глаз был проведен смотр невест, но итог и так был всем понятен. Вскоре был заключен брак, и царь души не чаял в своей любимой.
Образованная, по-европейски смелая, она приковывала внимание всех и удивляла своей непохожестью на других женщин того времени. Агафья ввела моду среди мужчин на подстригание бороды и более простые одеяния, которую поддержал ее венценосный муж. Она же носила приталенные платья, иначе причесывалась и всем своим видом агитировала придворных следовать новым европейским веяниям. Многие девушки и женщины с восторгом последовали этому призыву.
Что касается политического влияния на мужа, здесь Агафье очень далеко до той же Ирины Годуновой. Единственное яркое ее начинание - открытие в Москве латинских и польских школ. Но в основном ей больше нравилось создавать себе штат дворовых боярынь вместо фрейлин, модно одеваться и быть неотразимой. Увы, она умерла после родов первенца. Вскоре умер и ребенок, а еще через год - царь, не выдержавший душевной тоски по любимой.    
Мать Петра I, кстати, тоже вышла замуж за царя Алексея Михайловича по любви. Она настолько сильно понравилась правителю, что тот не потерпел ни малейшей ее критики, когда ему начали предлагать других невест, очерняя Наталью. Брак был заключен.    
Что интересно, воспитанием царицы занималась жена ее дяди - боярина Матвеева, шотландка по происхождению. Именно поэтому Наталья любила все западное и мечтала и в своем сыне взрастить любовь к европейской культуре и достижениям.
И у нее это получилось. С ранних лет она показывала будущему царю Петру I западные книжки, которые активно заказывала из-за рубежа. Также поощряла его визиты в Немецкую слободу и вообще практически в одиночку сформировала такой передовой образ мышления будущего царя. При том, что в возрасте четырех лет Петр лишился отца, все воспитание было на ней одной. Позже Наталью будут упрекать в том, что якобы она вступила в сговор с немцами и "испортила" мальчика таким образованием. А то и вовсе, что Петр - подменыш, и ничего русского в нем нет. Очень обидные слова для матери-одиночки, всю душу вложившей в своего сына. Но история все расставила по своим местам, и достижения великого реформатора просто бессмысленно отрицать. И по сути, ими мы обязаны именно Наталье Нарышкиной.
Невольно прослеживается параллель: практически все "европейски" настроенные царицы были любимыми, обожаемыми женами. При таком раскладе правитель позволял вмешиваться в свои дела, разрешал боготворимой супруге вносить какие-то преобразования и вообще не имел ничего против "новшеств". Словом, вел себя как влюбленный и внимательный мужчина. Может, поэтому и цариц-то таких не так уж много? Потому что девиз "чем бы любимая не тешилась, лишь бы была довольна" не применим к браку по расчету, а таких ведь было большинство. А как вам кажется, правдиво ли наше предположение?